Ребенок между ветром и солнцем

Слава Богу, тема преступлений в школах ушла из срочных новостей и, кажется, перестает быть «злобой дня». Но не дай Бог, чтобы она ушла из памяти и перестала быть предметом глубоких раздумий, взывающим к ответственным долгосрочным решениям. Потому что тогда это бедствие, в каком-то смысле не сопоставимое с другими, непременно будет возвращаться в нашу жизнь.

В последние недели и месяцы мне пришлось быть читателем, слушателем и участником небольшой части многочисленных обсуждений этой прокатившейся по стране эпидемии чумы. Сложилось впечатление, что они группировались вокруг нескольких основных сюжетов.

Попытаюсь охарактеризовать некоторые из них в произвольном порядке, не претендуя, конечно, на исчерпывающий анализ и «единственно верную» оценку.

Первый. Школьная преступность, как и школьная травля, существовали и раньше, просто в советское время о них не было информации. Было ли их меньше – сказать нельзя, потому что «советской» статистики нет. Эта проблема не только наша, она стоит остро в самых разных странах. Вот в Штатах, например, все не так, как у нас, – а в школах что творится! Одним словом, подросток всегда подросток: пубертат, незрелый максимализм – с этим ничего не поделаешь. Недаром средневековый обыватель запирался, говорят, дома на все замки, когда гуляло студенчество. А эти Тибальды, Ромео, Меркуцио – кто они, по нашим понятиям, как не подростки? Так что реагировать как-то надо, но…

Что на это скажешь? Конечно, считаться с реальными фактами нужно. Но не стоит слишком задерживаться на том, что имело или имеет место в условиях, которых мы не знаем изнутри, за которые не ответственны и не можем влиять. Это мешает «навести на резкость» и увидеть, к примеру, наших сегодняшних подростков, которые, подготовившись, идут в класс резать малышей. И осознать, что мы заглянули в такие «круги ада», когда неуместно повторять, что «нечто подобное бывало всегда и везде». Наше дело – пытаться понять, почему старая болезнь разбушевалась именно у нас, здесь и теперь, в наличных социально-п с и хо л о г и ч е с к и х условиях. И думать, что в них нужно менять.

Второй популярный сюжет – влияние информационного поля, прежде всего, интернета и телевидения. Люди всерьез обсуждают, действительно ли громадное количество сцен убийств и насилия, которые заглатывает за день средний ребенок (о взрослых сейчас не говорим), воздействует на его психику и поведение?

Говорят, что предполагаемое влияние соответствующих интернет-сообществ на статистику самоубийств в подростковой среде никак не доказано (что, похоже, соответствует действительности). Говорят: раньше телевидения и интернета не было, а жестокость в школьной среде была; значит, глупо винить в чем-то телевидение и интернет. Время от времени кто-нибудь скажет или напишет, что они чуть ли не пользу приносят, поскольку, «по мнению ученых» (как же иначе!), человек агрессивен по природе, и пусть лучше он расходует свой агрессивный запал в компьютерных играх, чем в реальной жизни.

Приходилось также слышать, что пример преступления не действует на «нормального» человека, ему последует только тот, кто к этому уже предрасположен. А, значит, во-первых, сам виноват, а во-вторых, пусть по какой-нибудь другой причине, он все равно стал бы преступником.

Пройдемся по некоторым пунктам.

По поводу того, что жестокость была и в дотелевизионную, и даже в дописьменную эру – смотри комментарий к первому сюжету. Нам сейчас не до того, какие факторы могли уродовать незрелую психику в другие времена или будут представлять угрозу в будущем, нам бы разобраться с теми, которые действуют сейчас. Как сказано в писании, «довлеет дневи злоба его», то есть: «довольно для каждого дня своей заботы».

Влияние экранной агрессии на повседневную жизнь – несомненный факт (могу сослаться, в частности, на позицию и данные авторитетного психолога С. Ениколопова). Можно лишь уточнять меру этого влияния в тех или иных условиях.

Далее. Преступный пример действует только на тех, кто внутренне от этого не защищен или к этому предрасположен?

Но, может быть, человек с мощным иммунитетом и чумой не заразится. Это не значит, что можно распространять чуму и губить тех, кто защищен недостаточно. Тут приходится коснуться проблемы более спорной и более общей, чем мнимая «безвредность» экранного насилия: как следует информировать о преступлениях, в том числе о подростково-школьных? Не информировать нельзя, но как делать это с необходимой сдержанностью, ответственно, без многократных повторений, смакования, обилия видеосюжетов, не инфицируя аудиторию и не делая рекламу насильнику?

Я понимаю, конечно, что нынче существуют бесчисленные неконтролируемые источники информации, но подумаем хотя бы о тех, которые контролю поддаются. Множество подростков видят и слышат, как «круто» их ровесник с кем-то обошелся и в результате пережил свои «минуты славы» и вошел в какой-нибудь «топ» по рейтингу упоминаемости. Можно ли представить, чтобы ни в одной отчаянной голове не зародилась мысль сделать что-нибудь подобное?

Впрочем, сама постановка вопроса о том, что, информируя, СМИ могут умножать зло – момент настолько болезненный (я сказал бы, «профессионально болезненный») для самих журналистов, что не стоит походя и по-дилетантски это обсуждать.

Кстати, почему все сводится обычно к возрастным проблемам подростка? Чтобы стать  подростком, надо прожить лет двенадцать, и большую их часть ребенок уже является потребителем экранной информации и самостоятельным гражданином виртуального мира. Надо ли говорить, как беззащитно-восприимчив маленький ребенок, как глубоко залегают в душе ранние впечатления и какие устойчивые неосознаваемые установки они могут создавать!

Повторю то, что уже многими сказано: человек, который едва ли не с рождения впитывает образы насилия и убийства, вырастает с ощущением, что такова норма жизни. Кроме того, играя, он может ухлопать сто фантомных человечков, а потом, нажав нужную кнопку, вернуть их в строй и повторить все сначала. И у него притупляется чувство необратимости событий реальной жизни, в том числе – события смерти, и чужой, и своей собственной. А значит, и чувство ценности жизни. И очень может быть, что притупляется оно навсегда. Конечно, несправедливо было бы делать экран в разных его видах единственным или главным виновником. Так, ребенка может толкнуть на путь преступления жестокость, с которой он знакомится отнюдь не в виртуальном пространстве, а в собственном доме. Но этого никто и не отрицает, а вот вклад массовой, почти тотальной интоксикации, которую дети получают в информационном поле, многие если не отрицают, то ставят под сомнение.

С полным основанием говорят сейчас о том, что во многом виновата школа в ее нынешнем состоянии, когда безудержно растущие метастазы формальной отчетности, бессмысленной с педагогической точки зрения, не оставляют учителю ни сил, ни времени «поднять глаза» на живого ученика. Когда ученик – лишь некая функция, элемент отчетности, приспособление для сдачи ЕГЭ. И в такой вот ситуации, где он как человек со своей единственной жизнью никому не нужен и не интересен, ребенок вынужден проводить годы и годы.

Как тут не возникнуть смутной, но мощной потребности заявить любым способом, что ты существуешь-таки в этом мире?

И, наконец, еще один обсуждаемый «сюжет», который позволит мне перейти к тому главному, ради чего я взялся за эти заметки. Все, о чем говорилось до сих пор, обсуждается, главным образом, в кругах педагогических, психологических, родительских. А в каком направлении движется мысль тех, кто принимает решения на законодательном и управленческом уровне?

Кажется, они – да простят меня музыканты! – обучены играть только «на черных клавишах». Понимают только запретительно-карательные меры: ужесточить, ограничить, наказать, оштрафовать родителей, не впускать, не выпускать, взять под контроль, повысить ответственность, прогонять через рамки, проверять на детекторе лжи… Так недалеко и до электронных браслетов, а с прогрессом науки и техники – и до вживления чипов.

Понятно, иногда срочные меры неизбежны; если дом загорается, каждый спешит любым  способом погасить огонь. Но – и об этом все настойчивее говорят психологи – превращение школы в подобие тюрьмы не может быть стратегическим решением вопроса. Какими людьми становятся «узники» такого учебного заведения? Какими выйдут из него? А есть ведь и такое явление, как бунт заключенных…

Вспоминаю великую басню Эзопа о том, как Ветер и Солнце спорили, кто быстрее снимет плащ с человека. Ветер стал с остервенением рвать плащ, но человек только крепче вцеплялся в него. А Солнце пригрело – и человек сам скинул плащ.

Мы все время действуем, как Ветер; не попробовать ли поучиться у Солнца? Мы загораживаем (или пробуем загородить) пути к плохому (или к тому, что считаем плохим), вместо того, чтобы показывать пути к хорошему – ради чего ребенок «скинет плащ» и сам того не заметит.

Вот мы и добрались, с моей точки зрения, до главного. Человек – это существо творческое по природе. Каждый из нас изначально наделен «внутренней энергией души» (выражение В. Зеньковского), которая стремится осуществить себя в мире. Ребенок, не сознавая этого, испытывает ее напор. Что же происходит, когда мы не идем навстречу этой потребности, не создаем возможностей для творчества в положительных и социально одобряемых формах, не помогаем, и даже препятствуем растущему человеку «жить изнутри наружу»? Тут возможны два варианта, один другого хуже.

Первый: росток энергии души не может проломить слой асфальта, под который его закатали, он загнивает и гибнет. Последствия этого: психосоматические заболевания, отсутствие смысла жизни, депрессия, деперсонализация (утрата собственной идентичности, чувства реальности самого себя) и, на нижней ступеньке – суицид.

Второй: внутренняя энергия кипит в запаянном чайнике; он взрывается, и осколки летят куда попало. Тут вниз ведет другая лестница: девиантное – асоциальное –противоправное – криминальное поведение, так называемые немотивированные преступления (немотивированные с точки зрения того, кто не понимает, что кипит в душе подростка); некий «комплекс Герострата», толкающий на преступный и разрушительный путь самоутверждения. На нижней ступеньке эти дорожки часто пересекаются, самоутверждение встречается с саморазрушением, и убийца убивает себя.

Вывод понятен и, увы, не нов. Ребенок, лишенный творчества, это потенциальный больной или потенциальный преступник.

Творческий опыт – вот лучшее профилактическое средство от многих зол и болезней. Как бы это ни казалось неосуществимым, как бы ни противоречило сегодняшней действительности, но переориентация общего образования на творческое раскрытие каждого пришедшего в мир человека – вот длинный, но реальный и, возможно, единственный путь спасения новых  поколений.

Мне приходилось встречать многих талантливых, светлых людей, которые объединяют детей, особенно подростков, и совместно, на добровольных началах, делают какое-то новое,  увлекательное и доброе дело. Дело, позволяющее подростку испытать свою волю, характер и способности; иногда – дело, связанное с разумной долей риска и, что особенно важно, приводящее к какому-то значимому, вызывающему уважение результату.

Спектр таких творческих дел безгранично широк – от трудных поисков оставшихся без погребения солдат (чем, к примеру, много лет занимались школьники под руководством психолога В. Лишина), посильного, но вполне реального сотрудничества с учеными (орнитологами, биологами, археологами), до серьезных театральных и культурологических проектов. Зачем детям,  прошедшим через подобный опыт, искать в будущем криминальных путей, чтобы напомнить о своем существовании в этом мире?

Но такие инициативы неизбежно охватывают совсем небольшую часть детей. Поэтому в обозримое время никак не обойтись без общего образования, которое станет для ребенка Солнцем, а не Ветром. Я, разумеется, не так наивен, чтобы думать, будто сменится вектор образования – и из жизни детей и всего общества, как по волшебству, испарится зло.

Оно порождается многими причинами, в том числе и такими, о которых выше не было упомянуто даже намеком. Но это не отменяет сказанного: детство, лишенное творческого вдохновения, – та почва, на которой пышно произрастают преступления и болезни; и, напротив, ранний опыт творчества – действенное профилактическое средство от многих из них.

Представление о творчестве у многих связывается, в первую очередь, с областью искусства. У нас же, как, конечно, заметил читатель, речь шла не об искусстве, а о творчестве как таковом, обо всех путях, на которых ребенок может проявить свою творческую сущность. Но в заключение все же подчеркну: энергия человеческой души ищет проявления с самого начала жизни, а в ранние годы ребенку легче всего воплотить ее именно в области художественного творчества.

Существуют данные, говорящие о том, что дети, получившие в сенситивном возрасте полноценный художественный опыт, не попадают или, скажем осторожнее, несравненно реже попадают в те круги ада, которые принято вежливо называть зонами риска. Поэтому – вопреки мнимо прагматической образовательной политике – творчески ориентированное, общее и общедоступное гуманитарно-художественное развитие – не пустяк и не украшение, а жизненная необходимость для каждого человека и для всего нашего общества.

А. МЕЛИК-ПАШАЕВ, доктор психологически наук, Психологический институт
Российской Академии образования (ПИ РАО), Москва

Психологическая газета, №3 (259), март 2018 года